Капитанская каюта ничем не порадовала. Может, что-то найдётся в остальных? Вышел в коридор. Странное ощущение… Вот оно что — звук. Как будто кто-то напевает тихонько. Слов не разобрать, но очень похоже на колыбельную. Примитивный, но привязчивый и почему-то очень цепляющий мелодичный ход.
Прислушался — никак не пойму, откуда звук. Слишком тихо, да и акустика в коридорах неочевидная. Пошёл в одну сторону — затихает. Пошёл в другую — вроде бы становится отчётливее, но слов не разобрать всё равно. Словно кто-то не столько напевает, сколько мычит себе под нос, как делают матери, убаюкивая младенцев. Обошёл палубу по кольцевому коридору — так и не понял, откуда звук. Устав бродить кругами, вернулся в рубку, открыл дверь.
— Эй, Катерина, ты здесь?
— Слушаю вас, капитан. Я всегда здесь, в той или иной степени.
На терминале нарисовалось женское лицо, похлопало глазками.
— Слышишь пение из коридора?
Полминуты тишины, я даже дыхание задержал. Звук в рубку доносится еле-еле, но я его слышу.
— Простите, капитан, ничего не слышу. Но микрофон в рубке не очень чувствительный, кроме того, тут много шумовых помех от вентиляторов охлаждения. Если вы разрешите мне подключиться к системе вещания в других отсеках…
— Обойдёшься. Всё равно идея проверять одну галлюцинацию при помощи другой не самая умная. Будем считать, что мне мерещится.
— А что вам мерещится, капитан?
— А тебе зачем знать?
— Мне, как вашей галлюцинации, любопытно. Может быть, я вас ревную к другим галлюцинациям?
— Ладно, — пожал плечами я. — Мне слышится, как будто кто-то напевает колыбельную без слов. Или слишком тихо, чтобы я разобрал слова. Откуда именно доносится звук, я понять так и не смог. Но в пределах палубы, ниже уже не слышно.
— Человеческий мозг устроен так, что склонен везде искать закономерности. Это распространённое когнитивное искажение, «эффект ложной корреляции», одно из проявлений которого склонность принимать за музыку любой слабо слышимый ритмичный шум. Возможно, капитан, ваше слуховое восприятие сбито с толку звуками каких-нибудь сервисных механизмов корабля. Промывкой труб, работой канальных вентиляторов…
— Вряд ли, — не согласился я, — я понимаю, о чём ты говоришь. Действительно, на кораблях полно фоновых технических звуков и они иногда интерферируют между собой, создавая музыкальные иллюзии. Но это пока не начинаешь к ним специально прислушиваться — тогда они сразу распадаются на набор породивших их шумов. А я отчётливо слышал именно мелодию колыбельной.
— Тайное нахождение на борту женщины с ребёнком представляется мне маловероятным. Ей было бы сложно скрыть свою жизнедеятельность.
— Само собой. Но с тех пор, как человечество изобрело звукозапись, пение не всегда означает физическое наличие певца.
— Воспроизведение записи колыбельной в коридоре корабля ненамного более странное явление, чем пение таковой, — резонно возразила Катерина.
— Всё затихло, — подытожил я, прислушавшись. — Либо у меня прекратились галлюцинации, либо ребёнок заснул.
* * *
Отдохнув, перекусил следующей порцией размороженного супа, наблюдая, как робот-уборщик наводит за мной порядок. Колёсная штуковина ростом мне по грудь ловко протёрла плиту, простерилизовала внутренний объём микроволновки, вытряхнула внутрь себя мусор из ведра и удалилась. Интересно, это тот же, что убирал за мной внизу, или их тут несколько? Моя дефективная память ничего на этот счёт не подсказала — видимо, у «капитана-соло» информация отсутствует, что и не удивительно, на разведчиках роботов-уборщиков вообще нет. Слишком мало места. «Капсюли» убирают за собой сами. («Или превращают свой кораблик в летающий хлев, заваленный немытой посудой, грязными носками и упаковками от рационов…» — подсказала та самая память. Надеюсь, не имея в виду меня).
С новыми силами вернулся к осмотру кают, начав со следующей за капитанской. По традиции тут обычно обитает член экипажа, исполняющий обязанности старпома. Это может быть техмех, астрог, медик — да кто угодно. Помощник — должность, а не специализация, и занимает её тот, кто либо имеет склонность к административной деятельности, либо находится в самых близких отношениях с капитаном. В семейных экипажах, каковых на буксирах подавляющее большинство, старпомом чаще всего становится жена капитана, выполняющая заодно обязанности суперкарго, ведущая корабельную бухгалтерию, скандалящая с портовыми чиновниками из-за причальных сборов, распределяющая доходы между членами экипажа, следящая за наполненностью холодильников на камбузе, а частенько и руководящая своим мужем во всём, кроме прямых капитанских обязанностей. Ох уж эти капитанские жёны! Ни про кого, наверное, нет столько анекдотов, иногда злых, но всегда не без уважения. Вот, например.
'Журналист берёт интервью у старого капитана буксира:
— Итак, кэп, вспомните, что самое страшное вам пришлось пережить в рейсе?
— Ох, вы не поверите, это был реально кошмар! Я думал, не выживу! До сих пор как вспомню, так волосы на жопе дыбом встают!
— Что же это было, кэп? Утечка кислорода? Метеорит? Отказ ходовых? Ошибка навигации?
— Что вы! Гораздо, гораздо хуже! Я сплюнул на палубу на камбузе после того, как её только что отдраила жена…'
Наверное, на буксире из анекдота не было робота-уборщика. В общем, каюта старпома могла быть каютой капитанской жены или не быть — если они жили в одной. В этом случае её занимал второй помощник, а если таковой считался для буксира ненужной роскошью, то любой другой член экипажа с высоким авторитетом. Каюты обычно распределяются в экипаже по неписанному старшинству, и чем ближе к рубке, тем престижнее. Первой, разумеется, идёт капитанская, а дальше по нисходящей. Дальше всего проживают стажёры и лица к ним приравненные — например, свежие семейные пары. В семейные экипажи приходят по сложной процедуре предварительного сватовства, согласуют браки капитаны (на самом деле, конечно, их жёны), всё очень консервативно и продуманно. Смотрят и на специализацию жениха/невесты, и на то, чтобы они не оказались двоюродными родственниками, что при небольшой численности космиков вполне вероятно. Разумеется, личные симпатии участников тоже идут в зачёт, сериалов про то, как «Большая Любовь превозмогла волю капитанов», снимается предостаточно, так что не так тут просто. И если молодым уж прям очень хочется, а в оба сложившихся экипажа они по каким-то причинам не вписываются, то они всегда могут попробовать уйти на другой корабль, в постороннюю семью. И вот тогда они начинают с самой дальней каюты. Если приживутся — поднимутся в ранге, переедут поближе.
Но это лирика. Каюта гипотетического старпома пуста. Ни вещей, ни мусора, ни картинок на стенах. Даже воображаемых. Стерильно. Личный сейф есть и тут, но он раскрыт и пуст. Аналогичная картина в следующей каюте. И в следующей. Возможно, моей наблюдательности просто не хватает, чтобы заметить что-то неочевидное, да и зрение ещё не вполне восстановилось, но пока что всё толкает меня к выводу, что экипаж следов своего пребывания на борту по какой-то причине не оставил. Если бы не совершенно объективный неопровергаемый факт того, что буксир совершил несколько траверсов, что абсолютно невозможно без астрогатора, я бы уверился в том, что он каким-то немыслимым образом ушёл в рейс без экипажа вовсе.
А вот четвёртая каюта оказалась закрыта.
Глава 5
Каюта номер четыре
Каюты, даже запертые изнутри, принудительно открываются с капитанского терминала в рубке. Это требование безопасности, потому что мало ли какая неприятность с членом экипажа случилась. Вдруг он, например, заперся и повесился от невыносимой экзистенциальности корабельного бытия? Но, если верить пиктограммам на терминале, дверь четвёртой каюты не заблокирована. Механического запора там быть не может по определению, а электрический замок открыт.
